«Нет праведного ни одного» (Рим 3, 10)
«Господи! Сколько раз прощать брату моему, согрешившему против меня? До семи ли раз? Иисус говорит ему: не говорю тебе «до семи раз», но до седмижды семидесяти раз» (Мф 18,21-22).
Вопрос, заданный Петром и так красочно описанный евангелистом Матфеем, отнюдь не праздный, и каждый из нас наверняка хоть раз в жизни задавал его. Иногда мы перефразировали его: «Ну, сколько мне еще терпеть?» И если над вопросом о количестве раз мы хоть иногда, да задумывались, то задумывались ли мы об ответе Иисуса? По сути, ответом с человеческой точки зрения вроде бы непонятным. «Семь» цифра названная Петром, вполне понятная, ее можно представить, загибая пальцы каждый раз, когда тебя обижают. Но что ответил Учитель: не (…) «до семи раз», но «до седмижды семидесяти раз»… Почему Он называет такое странное число, которое даже трудно себе представить? Может быть, для того, чтобы мы не задавали вопрос «сколько раз нужно прощать», а задали другой, о котором лично я задумалась лишь совсем недавно: почему у нас вообще возникает проблема с тем, «сколько» от нас требуется прощений? И как только я задумалась об этом, передо мной встал еще один вопрос: «А что случится потом, когда исчерпается лимит прощений? Что тогда нужно делать? Начинать отсчет заново? Но это же бессмысленно, или что…, что тогда…?» Честно говоря, мне стало немного не по себе, и почему-то не захотелось искать ответ на этот вопрос.
Но почему мы вообще задаем этот вопрос? Не по «жестокосердию» ли нашему, о котором так часто говорит Иисус? Не от того ли, что не умеем, а порой просто не желаем прощать? И тогда ответ Иисуса вдруг становится весьма прозрачным. Число, Им названное столь велико, что даже если мы, возведя семерку в столь высокую N-ую степень, получим количество предполагаемых актов прощения, едва ли нам удастся при подсчете обид ни разу не сбиться со счета, и, сбившись в очередной раз, мы друг осознаем тщетность наших усилий, и тогда простим обидчика, или же, утомившись от подсчетов, наконец-то захотим научиться прощать. В словах «до седмижды семидесяти раз» заложена вера Иисуса в человека и бесконечная надежда на то, что мы всё же научимся прощать.
Прощение – это милосердие и сострадание, которые заложены в каждом из нас. Они есть, но мы сами стараемся спрятать эти качества как можно глубже, чтобы они «не мешали нам жить», оправдываясь тем, что «иначе нам не выжить в этом мире». Но, не имея сострадания и милосердия к другим людям, можем ли мы рассчитывать на аналогичные чувства с их стороны? Значит, это мы сами формируем тот мир, в котором люди пытаются выживать вместо того, чтобы жить. Мы боимся показать свою слабость, но разве прощение это слабость? Чтобы простить, чтобы не ответить злом на зло, нужна большая сила воли, а значит, проявляя милосердие и сострадание к врагу, как к человеку, причинившему нам боль или обиду, мы демонстрируем не слабость, а силу. И если кто-то продолжает настаивать, будто прощать – это проявлять слабость, пусть он взглянет на распятие. Иисус поруганный, несправедливо осужденный и распятый, обращаясь к Отцу, говорит: «Прости их, ибо не ведают, что творят!» Разве это проявление слабости!? А сколько раз Бог прощал людей за их предательства, за нарушение завета с Ним? Разве кто-то из нас может сомневаться в силе Господа!? Мы сами, обращаясь к Нему, называем Его Милосердным, Всепрощающим, так почему же в мире, который созидается нами для себя, мы считаем прощение слабостью? Наша слабость не в прощении, а в эгоизме, который мешает нам прощать. В эгоизме, который нам достался в «наследство», как результат первородного греха, и его мы сами, по собственной воле, взращиваем и лелеем. Это эгоизм нашёптывает нам: «Люби только себя!» Но что если хоть на минуту перестать прислушиваться к этому шепотку, а услышать голос Господа, призывающего нас возлюбить ближнего своего как самого себя?! Услышать и осознать, что любить только себя, значит не любить никого, и себя – тоже, и даже в первую очередь. Эгоизм заставляет постоянно чувствовать себя несчастным, обиженным, обделенным…, всегда испытывать нехватку чего-то: любви ближних, их внимания, того, что имеют другие… Эти чувства как заноза вонзаются в сердце, мешают уснуть по ночам, портят настроение при виде того, как радуются жизни другие. Так, о какой любви к себе может говорить эгоист – человек, глубоко несчастный из-за постоянной жалости к себе и зависти к другим?
Простить – это, с одной стороны, перестать быть эгоистом, перестать думать только о том, что это тебе больно, и хоть на минуту подумать о тех, кто тебя обидел. Но не в смысле «я готов простить, что угодно, но только не это». Такая постановка вопроса свидетельствует лишь о том, что мы еще очень далеки от прощения. Почему люди, в детстве испытавшие насилие в семье, очень часто говорят: «Я делаю всё, чтобы не стать похожим на…»? Ответ прост: если ты не хочешь быть «похожим на…», прости этого человека, и ты сможешь не совершать тех поступков, которые делал он. Но тут же следует вопрос: «А как это можно простить, разве такое прощают?» Прощают, ибо «не будь побежден злом, но побеждай зло добром» (Рим 12,21). Простить можно всё, а если кажется, что простить невозможно, посмотри на Христа распятого. Простить – это значит понять и смириться.
Понять, что человек который причиняет боль другим, сам глубоко несчастен и испытывает поистине адские муки в сердце, в душе. Его улыбка или внешний успех – это лишь ширма, которой он прикрывает пустоту – душевный вакуум. Причиняя боль другим, он старается заглушить собственную, желает, чтобы и другие испытали то, что сжигает его изнутри. Он мстит окружающим за их невнимание к нему, к его боли, за нежелание понять его. Понимание рождается не из вопроса «за что меня обидели?», это вопрос эгоиста, который не хочет прощать. Если мы по-настоящему настроены на прощение, наш вопрос должен звучать так: «Что происходит с нашим обидчиком, что толкает его на такие поступки?» Разобравшись с тем, что движет нашим обидчиком, нам легче будет ему помочь, а если это окажется невозможным, мы знаем, о чем нам нужно будет просить Господа в нашей молитве: да, мы бессильны, мы не знаем как…, а потому просим Тебя, Боже, исцели раны этого человека! Умоляя Господа о помощи, мы в то же время не дистанцируемся от проблем нашего обидчика: если он теперь в руках Божьих, мы тоже в какой-то момент должны быть рядом, чтобы подставить плечо, подать руку, на которые он сможет опереться, поднимаясь после падения. Нужно помнить, что, причинив нам боль, он упал сам, и теперь ему нужно подняться, а иногда сделать это самостоятельно просто невозможно. Господь в Нагорной проповеди говорит нам: «Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас» (Мф 5,44). Всё это возможно только после того, как мы увидим в обидчике человека, такого же, как мы сами, со всеми слабостями и недостатками, но человека, созданного по образу и подобию Божию, человека по природе своей доброго, но поврежденного первородным грехом. А потому, мы должны помнить, что осуждению подлежит не сам человек, а его деяние: именно на поступок бывает направлено наказание.
Прощение это еще и смирение. Но что значит смириться? Молчать, когда тебе нанесли обиду, закрыть глаза, когда видишь, что обижают другого? Это не смирение, это равнодушие. Смирение заключается как раз в том, чтобы помочь человеку осознать его неправильный поступок (Мф 18,15-17), помочь исправиться. Нельзя также отождествлять смирение с отсутствием наказания за проступок. Наказание всегда должно иметь место, но его форма и степень тяжести должны определяться, в том числе, и раскаянием обидчика. При отсутствии наказания человек, поступающий неправедно, может расценить это «молчание закона» как одобрение своих действий, а сами эти действия могут послужить соблазном для других людей. Наказание – это форма противодействия неправильному поступку, восстановление справедливости, превентивная мера от подражания злу. При этом наказание всегда направлено на поступок, а не на человека: мы осуждаем не самого человека, а его действия. Поэтому мы говорим, что прощаем человека, а его поступок порицаем, в том числе и через наказание. Тогда в чем же состоит смирение, спросите вы, если человек всё же должен понести наказание за свой поступок? Смирение – это словно бы перевернуть страницу книги, чтобы не возвращаться к прочитанному, вызвавшему у нас негативные эмоции, напротив, продолжать читать дальше в уверенности, что впереди нас ожидает превосходный финал. Смирение – это словно выйти из темной комнаты на свет и продолжить путь не оглядываясь назад. Смирение – это осознание того, что свершившегося нельзя изменить или отменить, так же как нельзя вернуться в прошлое, ибо оно прошло: поступок уже совершен и ничего уже нельзя исправить, можно лишь постараться изменить последствия поступка, максимально нейтрализовать их. Смирение – это осознание неизменности прошлого в совокупности с движение вперед.
Если суть прощения – это понимание и смирение, то что же нам делать с памятью, разве мы можем забыть обиды? Конечно нет, забыть обиды мы не можем, да, и не нужно их забывать. Нам следует помнить о наших обидах: и тех, которые причинили нам, и тех, которые причинили мы. Мы должны помнить их все, чтобы не совершать подобных действий в дальнейшем. Ведь причиненные нам обиды в то же время учат нас, что нам ни в коем случае нельзя делать по отношению к другим. Если бы Господь хотел, Он дал бы нам возможность забывать, но Он подарил нам память, чтобы мы могли помнить и добро, и зло, и эта память позволяет нам не только отличить одно от другого, но и выбирать первое.
Иногда случается, что Бог из снисхождения к нам, дабы мы не лишились рассудка и своей человечности, помогает полностью забыть нечто очень уж нас травмирующее, но это уже крайний вариант, никак не отменяющий той истины память – это великий дар Бога. В моей жизни был случай, когда я в разговоре со священником сказала, что мне, как кажется, уже известно, что такое прощение, я уже умею прощать, он же ответил, что, возможно, я поняла суть прощения, но остаюсь еще только на пути к нему. Честно говоря, я не могла понять, а скорее принять таких слов. Мне казалось, что отец ошибался, говоря их, ведь я старалась наладить отношения с людьми, которые меня обидели, помогать им, молиться за них, и вдруг мне сказали, что я только на пути к прощению. То, насколько был прав священник, я поняла много позже. И понять это мне помог посторонний человек, который в тот момент даже не думал спрашивать меня, что такое прощение. Мы просто разговаривали, и он коснулся личной для меня темы, а потом, вдруг спохватившись, произнес: «Ой, простите, Вам, наверное, больно об этом говорить». Каково же было его удивление, когда я ответила, что «нет, не больно». Но наверное еще больше удивилась я сама: я действительно не испытывала никаких неприятных чувств, тема, которая раньше поднимала во мне бурю возмущения, сейчас казалась какой-то отстраненной, я говорила совершенно спокойно, без «эмоций», как будто о чем-то постороннем, не касающемся меня лично. Я вдруг осознала, что стараюсь говорить в общих чертах, не затрагивая подробностей и уж тем более личных качеств людей, связанных с темой беседы; мне хотелось сказать о тех людях что-то хорошее, найти оправдание их поступкам. Произошло чудо: я больше не испытывала боли от воспоминаний, я больше не была той маленькой девочкой в том далеком прошлом, я была сама собой, была здесь и сейчас. Я поняла, как прав был тот священник: тогда я и вправду была лишь на пути к прощению. Простив, я испытала легкость, на меня больше не давил груз прошлых обид. Помню, как наш разговор соскользнул на тему прощения как такового, и я сама удивилась, как легко и просто мне удалось объяснить человеку, что значит простить. А ведь несколько лет назад я как-то уже обсуждала вопрос прощения, и хотя я никогда не имела проблем с объяснением разных понятий и с убеждением в чем-то людей, мне стало ясно, что, несмотря на всю формальную правильность моих слов, несмотря на все ссылки на библейские источники, мне не удалось убедить собеседника, что ему нужно простить своего обидчика. Я не могла понять, почему это так, и этот вопрос меня еще долго мучил, ведь буквально спустя пару недель мы говорили о молитве и ее роли в нашей жизни с тем же самым человеком, и я увидела, что мои слова заставили его задуматься, и через какое-то время он сообщил мне, что теперь по-иному смотрит на молитву, что теперь он видит в ней диалог с Богом, а не просто обязательное произнесение ранее заученных слов. Так почему же я не смогла объяснить ему смысл прощения? Ответ я получила именно в тот момент, когда совершенно другой человек и в других обстоятельствах сказал мне: «Ой, простите, Вам, наверное, больно об этом говорить». Меня вдруг озарило: иногда, чтобы что-то объяснить другому человеку, нужно самому пережить, пройти через то, о чем говоришь, вот тогда твое объяснение будет принято и понято собеседником. И это не потому, что ты умеешь говорить «правильные» и «умные» слова, а потому, что ты умеешь говорить сердцем: само сердце подскажет тебе и нужные слова, и форму изложения.
Лично для меня простить – это не забыть, это напротив, помнить, чтобы не причинить ближним боль тем, чем когда-то причинили боль тебе. Простить, значит понять своего обидчика, сделать шаг к нему навстречу, помочь ему преодолеть его боль, может быть, не стать его другом, но и не оставаться равнодушным к его страданиям. Простить – это смириться, а смириться – это отпустить прошлое, жить сегодняшним днем, не оглядываясь назад.
Сами мы не может научиться прощать, и никто другой не может научить нас этому, мы можем поделиться знаниями о том, что есть прощение с другими, но личный путь к прощению у каждого свой. И чтобы пройти этим путем до цели, нам следует почаще взирать на распятого Иисуса, памятуя Его слова: «Прости им, ибо не ведают, что творят» (Лк 23,34). И еще: «Ибо если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный, а если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших». Не об этом ли самом мы просим Господа в молитве, когда говорим: «Прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим»? Нам нужно учиться прощать, подражая милосердию Бога, прощать всё, без всяких условий, прощать, даже если тебя об этом не просят. Прощение необходимо не только и не столько прощаемому, сколько прощающему, ибо оно одно позволяет снять груз обид со своей души и продолжить свой путь, не оглядываясь назад.
«Каждый получит от Господа по мере добра, которое он сделал» (Еф 6, 8).
Ольга Дубягина
г. Москва
Источник: www.sib-catholic.ru